латься, безжалостно обрушивал на друзей и знакомых обеды и завтраки, следовавшие один за другим со скоростью пулеметной очереди. Вот почему он втайне так величал эти сборища. Его ничуть не заботило, если общество оказывалось разношерстное, он верил, что в шампанском можно утопить все споры, а мистер Парэм с его современным либеральным и притом весьма просвещенным умом находил эти пиры восхитительно всеобъемлющими. Нет лучших слушателей, чем те, которым почему-либо не по себе, и мистер Парэм - бездонный кладезь знаний - дал себе волю. Он так интересно говорил о Боттичелли, что не столь бескорыстный человек сделал бы на его месте из этого книжку и заработал бы фунтов сорок - пятьдесят. Сэр Басси слушал с таким видом, который всякому, кто его не знал, показался бы злобным. На самом же деле, когда он был чем-нибудь заинтересован или поглощен какой-нибудь новой затеей, у него просто опускался левый уголок рта. Когда дошла очередь до сигар и негритянские певцы запели негритянские духовные гимны, сэр Басси, пользуясь случаем, уселся на один из освободившихся около мистера Парэма стульев. - Вы разбираетесь в этих вещах? - спросил он, не обращая внимания на исполняемый с большим чувством гимн "Отпусти мой народ". Мистер Парэм вопросительно поглядел на него. - В старых мастерах, в искусстве и прочем? - Меня это интересует, - дружелюбно ответил мистер Парэм с приятной улыбкой, ибо он еще не знал ни имени, ни положения своего собеседника. - Это могло заинтересовать меня, но я занялся другим. Вы когда-нибудь завтракаете в Сити? - Не часто. - Если надумаете... ну, скажем, на следующей неделе, позвоните мне в Мармион-хаус. Название это ничего не сказало мистеру Парэму. - С у
