ное. - Поди ты! - Мы приходим на концерт... мы точно грубая парусина. А музыка обращает нас в шелк. - Вот как! - возразил сэр Басси. - Это только кажется, будто она нам что-то такое говорит, а верно ли это - еще вопрос. Уж эта музыка! Вдруг ни с того ни с сего она веселится и радуется - как иной раз веселишься и радуешься во сне; или вдруг загрустит и разнежится - тоже без причины. В сказочной стране хоронят жука. Это пробуждает воспоминания. Мысли настраиваются в лад. Но все это зря. Ничего ощутимого музыка не дает. Она не освобождает. В общем, это вроде курения, только потоньше. Мистер Парэм пожал плечами. Бесполезно давать этому дикарю книги-наставления "Как слушать музыку". Вот, пожалуйста, он слушал, а что толку? Но одно изречение сэра Басси застряло в мозгу мистера Парэма: музыка, сказал он, не освобождает. Неужто он хотел бы освободиться от нашего милого и прекрасного мира, незыблемо покоящегося на столпах истории, освободиться от почестей, прочно установленной иерархии, великих традиций? Неужели он это хотел сказать? И мистеру Парэму припомнился другой случай, когда сэр Басси невольно высказал примерно ту же мысль. Они побывали на Ньюфаундленде и вновь пересекали Атлантический океан, намереваясь посетить Азорские острова. Была великолепная ночь - тихая, теплая. Мистер Парэм весь вечер пребойко увивался за очаровательной молодой женщиной, какие всегда во множестве украшали званые обеды и ужины сэра Басси, - а теперь, на сон грядущий, вышел на палубу: ему хотелось немного пройтись, остудить жар в крови и припомнить строки Горация, которые почему-то ускользали от него и странным образом путались в голове. В какую-то минуту он стал чересчур дерзок - и юная красавица, притворясь
